Палач - Страница 63

К оглавлению

Я отыскала Люциана и рассказала ему про ритуал.

— Лю, мы можем соединиться. И это будет настоящий брак.

Люциан отвел в сторону глаза и вздохнул.

— Мири, — он нежно взял меня за руки. — Ничего не получится.

— Почему?

— Я другой расы. Мы не сможем соединиться по твоим обычаям. И потом, ты супруга Князя. Мы не можем.

Я топнула ногой.

— Князь и я соединены только в этой реальности. В этом мире. Никто не признает брак с вампиром, пока я сама не объявлю себя его женой. А я этого не сделаю. Я хочу быть твоей женой! Я тебя люблю.

— Ты и так моя жена, Мири.

Я надула губы и отвернулась.

— Послушай, — произнес он и притянул меня к себе. — Какая разница, соединены мы по каким-то обычаям или нет? Самое главное — то, что мы друг к другу чувствуем. А мы вместе, Мири, нам хорошо друг с другом безо всяких условностей. Разве не так? Ну-ка, взгляни на меня, моя Золотая Девочка!

Я подняла на него полные слез глаза, и он поцелуями осушил мои слезы. Мне было больно и обидно, но я понимала, что ничего не могу изменить, поэтому позволила своему любимому утешить меня ласками и поцелуями, позволила себе забыться в его крепких объятиях…

Такой была моя жизнь. И мне она нравилась. Я была счастлива, и ничто не предвещало ненастья.

Как-то утром меня начало тошнить. Когда приступ повторился и на следующее утро, а потом снова, я перепугалась. Промучившись весь день, я в слезах побежала к своему Палачу.

Тот сидел в кабинете у Князя и что-то с ним обсуждал. Я ворвалась к ним без стука, и обоих чуть ли не до смерти перепугала своим видом. Люциан отвел меня в сторонку, успокоил, и лишь потом спросил, что стряслось. Я объяснила. И вместо того, чтобы напугаться вместе со мной, Люциан сгреб меня в объятия и начал покрывать поцелуями мое бледное лицо.

Я почувствовала, как напрягся Князь. И тут Люциан повернулся к нему и положил свою теплую ладонь мне на живот. И я поняла, какой же была глупой! Я беременна, а мне это даже не пришло в голову.

С этого вечера все переменилось. Люциан больше никуда не уезжал. Он строго настрого запретил мне все охоты, развлечения и особо задержал мое внимание на так полюбившихся мне воинских забавах. Я было начала спорить, что беременность — не болезнь, но спорить с Палачом себе дороже. Ему хватило лишь одного взгляда, чтобы я покорно опустила голову и пообещала себе даже в мыслях не допускать подобного.

Люциан как всегда оказался прав. Я должна была себя беречь. На третий месяц я слегла. Мне было ужасно плохо. Мне казалось, что меня что-то разрывает изнутри. Меня стали преследовать ночные кошмары. Часто ни с того ни с сего я падала в обморок, и у меня начиналась лихорадка. Князь ходил по замку испуганный. Князь? Испуганный? Мне было дико видеть такое, и я начала догадываться, что это была не простая беременность, вернее, я носила не простого ребенка. И впервые в жизни я задала себе вопрос, а что я вообще знаю о Люциане? Кто он такой на самом деле?

За несколько недель до срока я совсем перестала вставать. Я не могла ни есть, ни спать. И снова мне было страшно. Облегчение приходило только тогда, когда я держала за руку Люциана, лишь тогда я могла хоть ненадолго прикрыть глаза и подремать.

А однажды ночью, очнувшись от очередного беспамятства, я увидела у своей постели женщину. У нее были длинные серебристые волосы и очень светлые глаза. Я перевела взгляд на Люциана, и меня поразило их внешнее сходство.

Люциан мне кивнул и нежно сжал мою руку.

— Мири, позволь представить тебе мою мать, Ариэль, — произнес он.

Ариэль склонилась надо мной, погладила меня по щеке. Ее прикосновение было словно дуновение свежего ветерка, и сразу мне стало легче дышать. Женщина мне улыбнулась.

— Не бойся, дитя мое. Все будет хорошо. Скоро родится твой ребеночек. Ни о чем не беспокойся.

И она дунула мне в лицо, и я больше ничего не чувствовала, ничего не помнила.

Когда я снова открыла глаза, Люциан стоял у меня в ногах, а на руках его был младенец. Палач не сводил с него глаз. Было так странно видеть этого опасного мужчину с ребенком, так удивительно, так хорошо.

— Люциан? — попыталась я позвать его, но с моих губ сорвался только едва слышный шепот.

Он повернулся ко мне, его лицо озарила улыбка, такая нежная, но… такая печальная.

Я перевела взгляд на своего ребенка. Личико его было сморщено, глазки зажмурены. Но он словно почувствовал мой взгляд, мое желание увидеть его. Он раскрыл глаза. И меня поразил совершенно недетский взгляд серых глаз. Безжалостных и жестких глаз. Головку его покрывал светлый пушок цвета пшеницы. Мой цвет. Но глаза были чужие. Взгляд этот завораживал, подчинял… пугал. Малыш улыбнулся, и я увидела полный набор маленьких и явно острых зубов.

— Дай мне… его… Дай мне нашего сына, Люциан! — взмолилась я.

— Нет, — покачал головой мой любимый. — Не могу.

— Но…

— Мири, — из тени вышла мать Люциана и присела ко мне на кровать, ее прохладная рука легла мне на лоб. — Ты — человек, Мири. Ты не можешь взять малыша. Пока не можешь. И много лет не сможешь к нему приближаться.

— Но…

Я не успела договорить. В комнате вдруг потемнело, на нас дохнуло жаром.

— Только не сейчас! — воскликнула Ариэль и схватилась за горло, словно ей вдруг стало невозможно дышать.

— Сын! — раздался глас, словно гром небесный.

— Отец, — Люциан низко поклонился тени в дальнем углу комнаты.

Я присмотрелась. И задохнулась. Это был… Нет, мне показалось. Там стоял высокий мужчина. Его худое лицо было чем-то похоже на лицо Люциана, но… Он был красив, но от этой красоты хотелось уползти куда-нибудь подальше, забиться в угол, превратиться в серую мышку и молиться, чтобы ее не заметили. У него были белые коротко остриженные волосы. Одет он был во все светлое, яркое, светящееся. Невозможно было точно описать цвет его одежд. Глаза его были черны словно ночь, и ничто в них не отражалось. Вообще. Пустая, страшная тьма и конец всему сущему были в его глазах.